Мероприятие было организовано Программой Центральной Азии при Университете Дж.Вашингтона, США (14 января 2016 года). Серик Бейсембаев проходил в этом университете научную стажировку в рамках Central Asia Fellowship Program.

Как и в большинстве постсоветских стран, национализм в Казахстане проявил себя в качестве политической идеологии правящей элиты, стремящейся с помощью нее решить две основные задачи: первая – это легитимация власти управленческой элиты; вторая – это формирование территориально-гражданской идентичности у населения страны или конструирование гражданской нации. Западные и отечественные авторы, изучающие вопросы национализма, в основном, ведут дискуссии вокруг того, какова была роль национализма в реализации этих двух задач и насколько успешно эти задачи были реализованы.
Понятно, что есть разные оценки. Например, по первому пункту у западных авторов преобладает мнение, что с помощью национализма власть в стране сумела успешно обосновать свое право на власть в глазах общества. По поводу второй задачи не все так однозначно. Одни считают, что Казахстан полностью провалил эту задачу и что гражданской нации у нас так и не появилось, а другие более оптимистичны, полагая, что не все так плохо, особенно, по сравнению с соседями. При этом характерно, что авторы внутри страны более критичны в этом вопросе, чем западные ученые.
Исходя из вышесказанного, можно утверждать, что национализм в Казахстане, главным образом, развивался как государственно-фреймированная идеология (по терминологии Р.Брубейкера). Т.е. ключевым актором, определявшим содержание и направленность идеологии национализма, была государственная власть в лице руководства страны и его окружения. Для решения указанных двух задач были использованы различные инструменты – идеологические, образовательные, культурные и символические. При этом нельзя говорить о последовательном и стратегически осмысленном подходе в этом деле. За последние 25 лет мы видим, что политика нациестроительства меняла свои приоритеты, адаптируясь под внешние и внутренние условия, и отвечая на разные риски – международные, социальные и политические.
При данном подходе дихотомия «гражданский и этнический национализм» теряет свой смысл. Так как для легитимации своей власти и усиление гражданской идентичности правящая элита обращалась и к этносимволизму, при этом объявив, что Казахстан строит гражданскую нацию. Т.е. в программе нациестроительства, которую предложила действующая власть, было обращение как к этничности, так и к гражданственности, как к символическим ресурсам идеологии национализма. Можно назвать это проектом Назарбаева по формированию нации или строительством казахстанской нации – это не так важно. Важно то, что это продукт действующего политического режима, и при следующей власти, есть все основания предполагать, что он будет подвергнут изменениям.
Самой главной проблемой этого подхода я вижу в его внутренней противоречивости, когда стратегическая цель не подкрепляется тактическими методами. Например, декларируется курс на строительство нации без какого-либо разделения по этническому признаку. (Последняя риторика власти: мы – нация единого будущего без каких-либо разделительных черт). Однако за последние 25 лет ничего не было сделано, чтобы этническое разделение общества перестало быть разделяющим признаком. Граждане Казахстана живут в мире с четким разделением на этнические группы, и это воспринимается как объективная реальность. И этому не в малой степени способствует само государство. Например, до сих пор существует графа «национальность» в удостоверении личности. Для этнических меньшинств законодательно закрепляются квоты в парламент и т.д.
Казахский национализм, о котором мы здесь сегодня говорим, я рассматриваю как альтернативный подход к строительству нации. Хочу подчеркнуть, что он не оппонирующий, а именно альтернативный, так как он не отрицает полностью существующий прогосударственный национализм, а предлагает лишь его скорректировать по определенным параметрам. Также важно отметить, что это пока не политическое движение, а большей частью набор дискурсивных практик, выраженных через медиа. Политической идеологией казахский национализм тоже трудно назвать, так как его основные постулаты очерчены слабо и не сформировано общественное движение, которое бы его выражало. Как показывают опросы общественного мнения, мобилизующий потенциал казахского национализма как политического движения является слабым.
Казахский национализм как альтернативный проект существует не вопреки, а благодаря государственному национализму. Политика нациестроительства, которая проводилась в Казахстане, в том числе была направлена на усиление этнического дискурса. Через культуру, языковую политику и политику памяти все последние 25 лет создается символическая основа, на которой базируется казахский национализм как альтернативная идеология.
Общим недостатком в обоих подходах я считаю зацикленность на идее о Нации, как о некоей точке назначения или ступени развития. Как политическая власть, так и интеллектуалы, по моему мнению, являются заложниками этой парадигмы. Такое понимание во многом заложено советской этнологией, который основывался на марксистской концепции о том, что нация – это высшая фаза развития этничности («племя-народность-нация»). Следовательно, когда говорят о нациестроительстве в Казахстане, прежде всего, возникает тема отсутствия национальной идеи и что наша власть неспособна ее предложить. В свою очередь, власть, которая также думает в этих рамках, пытается сформулировать и придумать эту идею. Так возникают такие концепты, как Мәңгілік ел, смысл которого вообще не ясен как для рядовых граждан, так и интеллектуалов.
Такая ситуация сложилась в том числе из-за того, что тема национализма и нациестроительства в Казахстане практически не изучается и отсутствует дискуссия на эту тему. Здесь виновата не только власть, которая очень чувствительна к этим темам, но и само интеллектуальное сообщество, которое не выходит за рамки привычных, но уже не состоятельных концепций о Нации и национализме.